11 января 2020
Валерий Евстигнеев: «Хотели как лучше?»
Руководитель «Радуги» – о бумажной волоките, бездумно потраченных деньгах и улучшении статистики в медицине.
Вам знакомо такое выражение: "Хотели, как лучше, а получилось, как всегда"? Наверняка знакомо. Применительно к любому делу эта избитая фраза звучит, как черный юмор. А если речь идёт о сохранении и продлении жизни тяжело больного ребенка? И представьте себе хоть на минуту, что мучается не чужой, а ваш кровный ребенок? Можем ли мы в этой жизни быть хоть как-то застрахованы от подобного несчастья? Думается, что даже очень самоуверенный человек не рискнёт ответить на этот вопрос утвердительно.
Наконец-то проблема помощи неизлечимо больным детям в нашей стране начала как-то решаться. Президент подписал указ о принятии закона о паллиативной помощи. Это воодушевляет. Но как это действует на деле? Давайте разберемся.
Как и в каждом большом деле, вопрос решают кадры. Условия для работы высококвалифицированных врачей созданы нами на уровне лучших зарубежных клиник. А как с оплатой? Здесь дело обстоит значительно труднее. Содержание хосписа на сегодняшний день обходится в 1,5 миллиона рублей в месяц. Эти средства уходят на оплату коммерческих услуг узких специалистов, которые получают за свой труд 1 тысячу рублей в час. Нетрудно подсчитать, сколько стоит посещение всех наших горячих точек, если только один рабочий день такого специалиста обходится в 15 тысяч рублей.
Реально нам помогли бы 35 тысяч рублей бюджетных средств в расчете на одного специалиста в месяц при условии доплаты со стороны нашего учреждения в размере 15 тысяч. Заработная плата в сумме 50 тысяч рублей выглядела бы вполне достойно. При таком решении финансовой проблемы в хосписе не было бы никакой текучки и коллектив работал бы слаженно.
В то же время государством стали выделяться очень значительные средства на медицинское обслуживание паллиативных детей. Но куда расходуются эти вливания в систему детского здравохранения? Прежде всего на приобретение дорогостоящего импортного оборудования. А как используется это оборудование? Да никак или почти никак, что приравнивается к нулевому эффекту. Опытных и достаточно компетентных специалистов нет, а десять дней, проведенных ребенком в таком " крутом " стационаре вряд ли дадут какой-либо положительный эффект, тем более, что день приезда и день отъезда сольются в один суматошный день заполнения всяческих ненужных бумаг. Налицо одна бумажная волокита, которая мучает и оскорбляет своей бесполезностью и без того несчастных родителей. И можно понять матерей, которые отказываются от такой госпитализации, зная, что реально существует риск того, что ребенок не перенесет тяжёлой транспортировки.
Наша беда в том, что за отчётностью государственные медицинские организации в упор не видят живого человека. Или не хотят видеть? Ведь для того, чтобы ребенок получил статус паллиативного, его родителям нужно буквально пройти через воду, огонь и медные трубы. Но далеко не у всех есть время, силы, финансовые возможности для обивания многочисленных чиновничьих порогов. А региональным органам власти это только на руку. А как же - статистика улучшается.
Но мы не хотим такого варварского способа улучшения показателей. Не хотим, потому что знаем, что стоит за этим. Ребёнок, не получивший этого горького статуса, так и остался паллиативным на весь свой горький срок. К тому же психологически такие семьи находятся в зоне реального суицидального риска. Не секрет и то, что занимается больным ребенком нередко одна мама, потому что отцы, как ни странно, при подобном стечении обстоятельств переходят в категорию так называемого слабого звена и попросту обрекают семью на самовыживание.
А теперь несколько слов об отношении к таким маленьким страдальцам за рубежом. Уже один тот факт, что в семье с паллиативным ребенком работают сразу несколько психологов, потрясает. С бабушкой и дедушкой работает отдельный специалист. Это нужно для того, чтобы они не тратили силы на бесконечные страдания, а реально почувствовали свою необходимость семье и включились в процесс деятельного участия.
А работа волонтёров? Да о ней можно говорить только с чувством особого восхищения. Оказывается, как много могут сделать эти добровольные помощники, если их работу по-умному организовать. К тому же эти люди имеют вполне заслуженные льготы от государства, включая пенсионные. Неплохо, да?
А что у нас? Деньги выделены, а значит, и дело сделано. А кто и как их потратил, не так уж и важно, ведь отчитались же. А кто из ответственных должностных лиц видел слезы одиноких матерей, кто держал за иссохшую ручку больного ребенка, пытался безуспешно поставить его в вертикализатор, пытался накормить, когда пища не проходит? Скажете, что не ваше это дело, что есть специалисты. Да, специалисты есть. Есть и неравнодушные люди, и государство готово уже помочь. Но все дело в том, что помогать на местах нужно не для отчётности, а с разумным и гуманным рассуждением. Реально и толково помогать надо, господа.
Вам знакомо такое выражение: "Хотели, как лучше, а получилось, как всегда"? Наверняка знакомо. Применительно к любому делу эта избитая фраза звучит, как черный юмор. А если речь идёт о сохранении и продлении жизни тяжело больного ребенка? И представьте себе хоть на минуту, что мучается не чужой, а ваш кровный ребенок? Можем ли мы в этой жизни быть хоть как-то застрахованы от подобного несчастья? Думается, что даже очень самоуверенный человек не рискнёт ответить на этот вопрос утвердительно.
Наконец-то проблема помощи неизлечимо больным детям в нашей стране начала как-то решаться. Президент подписал указ о принятии закона о паллиативной помощи. Это воодушевляет. Но как это действует на деле? Давайте разберемся.
Как и в каждом большом деле, вопрос решают кадры. Условия для работы высококвалифицированных врачей созданы нами на уровне лучших зарубежных клиник. А как с оплатой? Здесь дело обстоит значительно труднее. Содержание хосписа на сегодняшний день обходится в 1,5 миллиона рублей в месяц. Эти средства уходят на оплату коммерческих услуг узких специалистов, которые получают за свой труд 1 тысячу рублей в час. Нетрудно подсчитать, сколько стоит посещение всех наших горячих точек, если только один рабочий день такого специалиста обходится в 15 тысяч рублей.
Реально нам помогли бы 35 тысяч рублей бюджетных средств в расчете на одного специалиста в месяц при условии доплаты со стороны нашего учреждения в размере 15 тысяч. Заработная плата в сумме 50 тысяч рублей выглядела бы вполне достойно. При таком решении финансовой проблемы в хосписе не было бы никакой текучки и коллектив работал бы слаженно.
В то же время государством стали выделяться очень значительные средства на медицинское обслуживание паллиативных детей. Но куда расходуются эти вливания в систему детского здравохранения? Прежде всего на приобретение дорогостоящего импортного оборудования. А как используется это оборудование? Да никак или почти никак, что приравнивается к нулевому эффекту. Опытных и достаточно компетентных специалистов нет, а десять дней, проведенных ребенком в таком " крутом " стационаре вряд ли дадут какой-либо положительный эффект, тем более, что день приезда и день отъезда сольются в один суматошный день заполнения всяческих ненужных бумаг. Налицо одна бумажная волокита, которая мучает и оскорбляет своей бесполезностью и без того несчастных родителей. И можно понять матерей, которые отказываются от такой госпитализации, зная, что реально существует риск того, что ребенок не перенесет тяжёлой транспортировки.
Наша беда в том, что за отчётностью государственные медицинские организации в упор не видят живого человека. Или не хотят видеть? Ведь для того, чтобы ребенок получил статус паллиативного, его родителям нужно буквально пройти через воду, огонь и медные трубы. Но далеко не у всех есть время, силы, финансовые возможности для обивания многочисленных чиновничьих порогов. А региональным органам власти это только на руку. А как же - статистика улучшается.
Но мы не хотим такого варварского способа улучшения показателей. Не хотим, потому что знаем, что стоит за этим. Ребёнок, не получивший этого горького статуса, так и остался паллиативным на весь свой горький срок. К тому же психологически такие семьи находятся в зоне реального суицидального риска. Не секрет и то, что занимается больным ребенком нередко одна мама, потому что отцы, как ни странно, при подобном стечении обстоятельств переходят в категорию так называемого слабого звена и попросту обрекают семью на самовыживание.
А теперь несколько слов об отношении к таким маленьким страдальцам за рубежом. Уже один тот факт, что в семье с паллиативным ребенком работают сразу несколько психологов, потрясает. С бабушкой и дедушкой работает отдельный специалист. Это нужно для того, чтобы они не тратили силы на бесконечные страдания, а реально почувствовали свою необходимость семье и включились в процесс деятельного участия.
А работа волонтёров? Да о ней можно говорить только с чувством особого восхищения. Оказывается, как много могут сделать эти добровольные помощники, если их работу по-умному организовать. К тому же эти люди имеют вполне заслуженные льготы от государства, включая пенсионные. Неплохо, да?
А что у нас? Деньги выделены, а значит, и дело сделано. А кто и как их потратил, не так уж и важно, ведь отчитались же. А кто из ответственных должностных лиц видел слезы одиноких матерей, кто держал за иссохшую ручку больного ребенка, пытался безуспешно поставить его в вертикализатор, пытался накормить, когда пища не проходит? Скажете, что не ваше это дело, что есть специалисты. Да, специалисты есть. Есть и неравнодушные люди, и государство готово уже помочь. Но все дело в том, что помогать на местах нужно не для отчётности, а с разумным и гуманным рассуждением. Реально и толково помогать надо, господа.
